Люди стали меньше общаться, они перестали доверять друг другу, называть своё имя, телефон или адрес.
Идёт всё большая дезинтеграция общества, которое больно неизлечимой душевной болезнью).
По Беку, такое общество зациклено на прикладной науке и технологиях, в ущерб культуре, искусству, литературе и всему прочему, а это зацикливание сближает людей с машинами, ускоряя эрозию человеческой сущности и натуры.
По мере расширения и развития научно-технических знаний, людям индустриальных стран стали открываться опасности, которые раньше принимались за "неизбежное" (судьбу). Поэтому число опасностей стало расти, как снежный ком.
К нему постоянно прибавляются опасности, исходящие из быстрого развития новых технологий.
Это уже такая лавина, что сметает всё на своём пути и проявляет себе в растущем со скоростью метеорита числе камер видеонаблюдения и других атрибутов тотальной слежки.
По Беку, этот процесс, хоть и негативный, объективно отражает растущую неудовлетворённость - общества в целом и каждого человека в отдельности - тем, во что превратилась человеческая жизнь.
Эта растущая неудовлетворённость затрагивает такую сложную и основополагающую сферу, как вопрос "как мы хотели бы жить?", "что самое человеческое в человеке нужно во что бы то ни стало сохранить?".
Именно тут лежит источник всеобщего разочарования и неуверенности (чувства отсутствия безопасности).
Игнорируя это, государства и их правительства выпячивают и даже провоцируют побочный эффект: одержимость безопасностью, тратя все усилия и ресурсы на будущую "безопасность продуктов питания", "безопасность дорог", "национальную безопасность", "гражданскую безопасность", "общественную безопасность", "санитарную безопасность", и т.д.
Это ещё дальше раскручивает лавинообразное нарастание угроз, изучению которых (и, как следствие, обнаружение миллионов и миллионов новых и новых) уделяется, в соответствии с затраченными ресурсами и усилиями, всё больше и больше внимания.
В сферах "национальной" и "общественной безопасности" (и других) накопление громадных пластов персональной конфиденциальной информации (столько, сколько возможно) позволяет заклеймить и обвинить любого, определить его в ту или иную преследуемую группу-категорию ("типичный сексуальный преступник"), и множить сами категории, внося в них всё новые списки имён.
(Удивительно, что под наблюдения и выводы Бека о закономерностях, движущих "обществом риска", подпадает и общество сталинской "индустриализации".
Именно в сталинском СССР никакая личная, персональная информация, какого бы интимного характера она ни была, не могла быть скрыта от властей.
Надзор за людьми, в одинаковой степени касавшийся и заключённых, и тех, кто не находился в местах заключения, и военных, и гражданских - был невероятный.
Следствием того предельного надзора стала система сталинского ГУЛАГа. Если бы не накопление сталинскими властями самой интимной информации о подвластных им людях, огромное число жертв репрессий не попало бы за решётку за "аморальное поведение" (вуайеризм, просмотр порнографии, гомосексуализм, передачу венерического заболевания, чтение литературы эротического характера, и т.д.), "кражу" (закон о "трёх колосках"), "буржуазное влияние" (за то, что слушали джаз), и другие "преступления".
Трудно не отнести таких заключённых к политическим.
В других странах и в другие эпохи (в обществах, руководствовавшихся человечной целесообразностью и разумностью) подобные проступки не преследуются в уголовном порядке).
Видеонаблюдение-контроль и тотальная слежка больше не фокусируется на том, что называлось сегментами риска; оно направлено сегодня на всё население.
Согласно Беку, "общества риска" уже давно переродились в "общества слежки", где слежка не является инструментом "безопасности", но - через гипертрофированное внимание к "безопасности" - сделалась инструментом "эффективности" во всех сферах, и особенно управления, администривания, учёта, планирования и статистики.
Другая, не менее важная функция слежки в "обществах слежки": это разделение людей на сословия в соответствии с результатами сбора персональной информации и её обработки. Данные с камер видеонаблюдения и других источников используются для ограничения в правах либо для увеличения привилегий. Так рождается ещё одно назначение тотальной слежки: быть фильтром, допускающим либо не допускающим индивидуума в какую-то зону, здание, к услугам, благам, привилегиям, знаниям, информации или статусу.
К этому надо приплюсовать использование видеонаблюдения и прочих элементов слежки для наживы и стяжательства (продажа частным фирмам собранной информации о клиентах; шпионаж за привычками, наклонностями и предпочтениями людей, с намерением более умело всучить им свою продукцию, объегорить, и т.д.).
Специальное исследование, проведённое в Новой Зеландии под эгидой нескольких учреждений и организаций [March 2009, Wellington, New Zealand | issues paper 14 / INVASION OF PRIVACY: PENALTIES AND REMEDIES - REVIEW OF THE LAW OF PRIVACY, STAGE 3], подчёркивает, что использование полицейского видеонаблюдения и контроля в Великобритании стало объектом серьёзной озабоченности, в свете того, что с их помощью власти применяют диспропорционально суровые методы и меры к мелким правонарушителям.
"Кроме того, полиция и другие правоохранительные органы могут использовать информацию, полученную с помощью видеонаблюдения-видеоконтроля, выполняемого частными агентствами или лицами.